Dive Deep into Creativity: Discover, Share, Inspire
Dress-code
When I was 13 my father dress-coded me for the
first time.
He told me that I’m not supposed to wear a short skirt.
Because I’m a girl,and girls have to watch what they are wearing,
Because there are a lot of big bad men who can hurt girls ,who are wearing short skirts.
My dad saw a problem in the skirt,
but I saw a problem in men.
Я смотрю, как девочка в инстаграме пишет посты про любовь и танцы,
Постит в сторис ребёнка,
Цитаты,
Наряды,
Показывает всем своего мужа-иностранца
И удивляется, что после всего, что было, с ней никого особо и нет рядом,
Жалуется на мелкие проблемы,
На тревожный сон.
Она и меняет, как платья, всех, чьей ей не подошёл фасон,
Потому что она-то точно одна такая,
Незаменимая
И незаменённая,
Та самая девочка из “вокругшума” Касты —
Перед зеркалом в чёрном платьице.
Маленькая будущая разведёнка.
Мне говорят оставаться беспристрастной.
Прекрасно.
Смиренно слежу за развитием сериала:
У девочки под каблуками хрустят чужие позвоночники,
Позвоночки,
Какие-то истерики ночью,
Истории как всё достало,
А чтоб было таинственно — вечно неточно.
С ней никто не спорит, потому что бессмысленно спорить —
Воображариум девочки просто огромен.
Насколько всё плохо расскажут не сторис —
Склоки,
Делёж имущества,
Дома,
Ребёнка,
И напоследок — пост, как всё скоро кончится.
Я смотрю, как девочка в инстаграме
Убивает человека словами,
Растирает весь труд в порошок.
“Я прожил сегодняшний день,
Кому-нибудь было от этого хорошо?”
Бессердечная девочка,
Королева пепла,
Царица пыли.
Дура, что ты творишь?
Там же люди.
Они
Живые.
(@whydoeseverythinghurt are those my horror stories you asked for?)
_____
Кто-то прощает мужу любые обиды,
Кто-то придёт к любимой сквозь снег с клубникой,
А я просто зароюсь,
Как в землю,
В твой красный свитер.
Маленькая Антигона устала и хочет к Поленику.
["Говорят, они Этеокла с почётом отпели,
Фивы кланяются Креонту-государю...
Удивительно, как всё изменилось за две недели:
Рядом с этим человеком я не знаю, ради чего умираю."]
Голова на плечах -- это ценный груз,
Холодный разум -- клад из ила мутной реки;
К сожалению, у меня не хватает мезуз,
Чтобы развесить на все мои косяки:
Я пытаюсь всё сделать сама, но выходит паршиво.
Мне бы помощи,
Я не многорукий Шива.
[Когда лопнут трубы,
Буду греться о твои сообщения]
Скоро придут холода
И хилое отопление,
Мы будем сидеть,
Прижавшись друг к другу
Худыми боками --
Из другой культуры родня "леса" Мураками.
[Как одиночество -- донельзя откровенно]
Он мне клеит пластыри, лечит,
Целует разбитые колени,
Заплетает косы, обнимает за плечи,
Так что немудрено, что после такого ищешь только принца
[Или всё равно в принципе,
Я никого уже не люблю
И никому не рада]
Я не боюсь ничьих угроз,
И подачек мне ничьих не надо --
"Только рискни, я пожалуюсь брату!"
Боящаяся "неуда", но не грозы --
Глупая, слишком слабая недо-сын,
Плохо справляющаяся с любой задачей.
Мы понимаем друг друга не как вы -- иначе.
И как бы в итоге мы ни были смелы,
У нас ни удачливости Этеокла,
Ни красоты Исмены.
[Пожалуйста, только не уходи,
Без тебя моего мужества не хватит навечно!]
Если жить -- есть прижать все ценные вещи к груди
И прыгнуть на встречку,
То я прижимаю к сердцу твои тонкие руки.
[-- Он был плохим братом!
-- Не Вам рассуждать об этом!]
Если строить семью на развалинах -- это наука,
Мы в ней уже непризнанные эксперты.
Поддерживать, даже когда тебя не просили,
Показывать, что ты рядом, даже когда всё в огне --
Вот это понимание и сила,
Вот это настоящий gang,
Даже когда лицо разрывает брошенный острый камень,
Он держит мою руку; даже если мы выглядим дураками,
Он трясёт меня за плечи,
Взывает к чувствам отмороженным
[Кто из нас -- хуже чудовище?]
Мы плохо скроены,
Криво сложены,
Пахнущие средством моющим --
Лишь бы скрыть тот факт, что внутри давно уже склеп --
Собранные по кускам за счёт сюжетных скреп.
Мы встретимся снова,
Когда не будет печали;
Все боятся её, но ведь это исходное -- Смерть.
[Готовим сцену к началу]
Это история о маленькой Антигоне,
Которой сегодня предстоит умереть--
Ты ожидаешь от жизни намёка, знака
Вот только не надо искать -- там, где нет его -- смысла:
Просто найди себе своего Пастернака,
И пишите письма,
Живите в тех письмах, в словах проводя время вместе,
Чтоб каждое слово -- как камень,
Чтоб каждый сон -- вещий...
А потом стоять на коленях за день до отъезда
И подвязывать вещи.
Не надо ни встреч, ни совместных поездок по дачам --
У вас есть бумага и перья, и больше не нужно.
Тебя ему выдали вместе с талантом впридачу,
Тебе его дали взамен за прогнившую душу.
Ты понимаешь -- и этого в целом довольно:
Можно не знать всех деталей, но чувствовать кожей.
Она тебе пишет, что любит, хоть страшно и больно,
Тебе тоже страшно... при этом ты любишь тоже.
Ты её видишь единственным небом законным,
В вас есть сквозняк, а ещё -- бесконечное море;
Ты всё понимаешь, тебе эти чувства знакомы --
Вы оба подобное носите вечно с собою.
Ваша жизнь через годы появится в светлых витринах,
Но покуда вы юны, есть время для проб и помарок.
Вот только когда отыщешь свою Марину,
Не дари ей подарков.
Опять мне клыками мигрень проедает висок --
Наверно, в мигрени пройдёт вся неспешная жизнь --
Врачи говорят, что это тревожный сон,
Мне это проще назвать "непонятный режим".
Сплю с рюкзаком под рукой в перегонах метро,
Норму свою досыпаю под курсы маркетинга;
Не высыпаюсь критически, вплоть до того,
Что давеча бредила.
Даже знакомые лица стали толпой,
Путаю фразы,
Шёпот становится криком,
Они меня что-то спрашивают наперебой,
¿Y qué les digo? [1]
Все говорят, что мне надо давно к врачу,
Все говорят, что давно мне лечиться надо,
А я прижимаюсь виском в твоему плечу,
Y creo que sin ti me lo importa nada [2]
У меня уже перемешаны все языки,
Don't understand que lengua estoy hablando; [3]
Мне нужна помощь? Но всем помогать не с руки.
Нужно лечиться? На это нужна зарплата.
Бессонница простыню прокрутила в жгут,
Удушающая, накрывающая как цунами,
Но когда я усну, надеюсь, меня отпоют
Твоими стихами.
____
[1] И что мне им сказать?
[2] И думаю, что без тебя мне всё равно
[3] Я не понимаю, на каком языке разговариваю
Berlín
Я не тот, кто в войну будет верить в покладистость пленных:
Если не подавлять их волю, нам всё выйдет боком,
Так что все пленные будут стоять на коленях,
Ведь над моей головой отрадясь нет бога.
Не обязательно пачкать манжеты рубашки,
Не обязательно лично страдать и мараться.
Принцип ломается, если становится страшно,
Принцип ломается, если ломаются пальцы,
Если спина затекает,
Ладони в мозолях,
Если неясно, закончится это когда-то.
Люди ломаются часто от страха,
От боли...
Все мы ломаемся, даже когда мы солдаты,
Все мы ломаемся настом сырым по весне,
Терпим удары,
Но всё-таки будет лишний;
Все они будут бояться тебя вдвойне,
Если не будут знать, что ты тоже боишься,
Так что я буду смотреть, как они ненавидят,
Чувствовать шкурой, как шерсть их встаёт на холке.
Sólo que sé en toda mi pita vida,
Что люди -- животные хуже, чем злые волки.
Я не поверю в утопию переговоров,
Можешь играться один своей верой в rehenes.
Мы как монахи живём здесь -- ora et labora, --
Роем тоннели, пока между нами -- стены;
Пулю, застрявшую в теле, достанем ножом --
Люди меняются, равно как мира картина;
Ты приезжай, удивишься, как всё хорошо,
Поскольку здесь будет
Покладистость
И дисциплина.
"Тревожность, или как я стрельцом достала пачку сигарет и восемь самокруток"
Мир постепенно становится цвета сепии,
В речи "когда" вырастает на месте "если";
О том, где купить табак в Кингисеппе,
Не знает никто, кроме Тесли.
Кошмар так долго стоял у дверú,
Что мы привыкли,
Пропал счёт времени --
Ты, говорят, начала курить
Спустя сезон просветления,
Поскольку в этом весь твой нуар
И это тушит твою паничку
(Когда накатывающий угар
Не превращает тебя в истеричку).
Знаешь, я тоже могу опускаться низко,
И тоже боюсь, что не вижу другого берега,
Но есть разница между истерическим реализмом
И реальной истерикой,
И есть разница между тобой и теми,
О ком ты читаешь в далёкой
Пастельной
Прозе:
Они себя тащат домой бесцельно по темени,
Они не дают друг другу всё с криком бросить,
Они сидят в опустевшей квартире,
Сидят на холодном кафеле кухни
И не понимают, как быть с собой в мире,
Когда их мир безнадёжно рухнул,
Когда уже не спасают шутки,
Когда метафоры устарели.
Мне в этом мире не было жутко
Последний раз на чужой постели.
Мне в этом мире не было страшно,
Когда казалось, что всё,
Что финиш,
Что только еловые ветки укажут
То место, где боль наконец-то отринешь,
А после
Провал
И обратный билет,
Конструктор из граней себя и проблем,
Когда состоишь сплошь из дыр сигарет,
Из судорог,
Голода,
Клёпок и клемм.
Вся жизнь теперь цвета наброска углём,
На ощупь как пепел,
Похожа на сон --
Сплошное "да ладно, всё будет путём",
Сплошное "прорвёмся",
Сплошь "переживём"...
Казалось бы, столько поддержки давно искала,
Но вместо улыбки могу лишь скалится
И срываться на крик;
Мы приносим друг другу вечность кусками
С вопросом "тебе же нравится?"
И складываем паззл из них.
[Но тебе не нравится!]
Мы не владеем временем,
Жизнь принадлéжна не нам -- другой касте людей,
Которой нужны дипломы, призы и премии.
All we have are death and decay...
Scratch that --
У нас есть
Вечность,
Потому мы чуть в будущем, вечно немного в прошлом.
Вечность для нас выдвигает свои контрибуции --
Мы живём так мучительно, чтоб как можно
Больше раз к этой вечности прикоснуться,
Потому что творить невозможно, когда ты пассивный --
Творчество есть ежечастное самосожжение,
Так что если не можешь жить, хоть умри красиво,
Не откажи душе в последнем движении.
Мы мучим себя, изучаем в души Кингисепп,
И каждый своими тенями в проулках напуган.
Мы, может, страдаем, чтоб вечность увидели все,
Но точно, чтоб вечность свою
Показать
Друг другу.
[Компромисс -- решение, которое не устраивает ни одну из сторон]
Однажды придётся мириться с больной спиной, Может быть, даже придётся терпеть мигрень; Поле проходишь один -- только сам с собой, Радуясь тихо, что солнце сменяет тень.
Окна разбитые, снятые двери с петель -- Молодость не позволяет терпеть границ: Или с щитом, или только лишь на щите, С камнем на танк, босоногим на строй колесниц.
Сломанный телом и с духом свободных птиц.
И даже когда тебе страх застилает глаза, Кто-то же шепчет:
"Мы рядом"
"Ни шагу назад"
Так что ты прячешь рога свои под капюшон, Прячешь порезы, замазываешь круги -- В нашем Инферно всё будет (почти) хорошо, Лишь потому что не можем смириться с другим.
С поля бежать позволительно только седым: На компромисс не размениваться молодым.
Упёртая, твердолобая --
Я при жизни ещё заказала себе надгробие;
Не дай боже я вырасту в кого-то подобного,
Не дай боже я стану в копейку копией.
[-- Ты не можешь мне полностью верить,
Я с тобой не могу делиться...]
Я смотрю, как за окнами, ветром
Перепуганы, носятся птицы.
[-- Только я бы хотела поверить,
А ты разве делиться не хочешь?
-- Не хочу, ведь боюсь,
Цепенею,
Но ты слушаешь и не уходишь...]
Так что я знаю травмы твои и боль,
Знаю, как ты смеёшься, как ты кричишь --
Это уже не дружба,
Давно не любовь,
Этому чувству названье забыли вручить,
Поэтому я не чувствую
н и ч е г о
И обнимаю себя хороводом стен:
Из родителей я похожа не на того
И свечусь в темноте.
Cigarette duet
[Мы похороним их всех, а потом покурим]
Я где-то в твоей квартире посеяла космос:
В кухне звёздная пыль прорастает пшеницей и дурью,
Галактика в ванной похожа на орхидей колос.
Если вся наша жизнь -- для Бога реалити-шоу,
То мы -- Его явно “любимцы” вторых ролей:
По нам не напишут фанфикшена (что хорошо),
По нам будут только фанаты безбожные млеть
[Какое реалити, Боже,
Когда мы в дерьме]
Согласно Иуде, есть в каждом из нас распятье;
Согласна с Иудой -- мы кладбище собственных мечт.
В нашем личном аду направления нет как понятья,
Так что Стикс не течёт,
Нам с тобой её не пересечь,
Поэтому мы с рукавами по локоть в земле,
До самых последних поклонов мы будем в работе.
Не бойся, хороший мой, мы похороним их всех
И будем курить, пока вечность
и нас
не поглОтит.
This story is my translation of the poem "The Key" by Boris Slutsky. I hope you'll enjoy it as much as I did while working on the translation and the video for it. Big thanks to all the people who helped make it happen.
"The Key" by Boris Slutsky
I had a room with a separate entry,
I lived all alone, single, no help.
At moments of lust, no double entendre,
I held that door open for ladies to step.
My married buddies lived with mothers-in-law,
And wives that were looking like mothers-in-law
Some overly fat, some overly skinny
But comfy like rain, though they looked pretty weary
Watching them turning another year older
Bearing more daughters and sons to behold
Wives turned into muses of travails and scolding
Symbols of sufferings kept untold
My married buddies cherished their wives,
More and more often they wanted to know
If I get married, saying ‘Idiot, jeez!
Marriage is bliss, can’t you see it, my bro?’
My married buddies resented their wives,
They yearned for ladies with unwrinkled hands,
Ladies, with eyes like wells deep enough
To fall into the abyss and never get back.
I felt repulsed by the thought (well, you know me),
But opted to mind my own business instead.
They needed a room with a separate entry
And I gave them the key from the room with a bed.
The original text:
"Ключ" Борис Слуцкий
У меня была комната с отдельным ходом,
Я был холост и жил один.
Всякий раз, как была охота,
В эту комнату знакомых водил.
Мои товарищи жили с тещами
И с женами, похожими на этих тещ, -
Слишком толстыми, слишком тощими,
Усталыми, привычными, как дождь.
Каждый год старея на год,
Рожая детей (сыновей, дочерей),
Жены становились символами тягот,
Статуями нехваток и очередей.
Мои товарищи любили жен.
Они вопрошали все чаще и чаще:
- Чего ты не женишься? Эх ты, пижон!
Что ты понимаешь в семейном счастье?
Мои товарищи не любили жен.
Им нравились девушки с молодыми руками,
С глазами, в которые, раз погружен,
Падаешь, падаешь, словно камень.
А я был брезглив (вы, конечно, помните),
Но глупых вопросов не задавал.
Я просто давал им ключ от комнаты.
Они просили, а я - давал.